— Одна моя приятельница, — подхватив бокал, сказала прима, — постоянно твердит, что готова умереть за возможность сходить сюда. Здесь, конечно, шикарно, но жизни это точно не стоит…

Хрустальная ножка крутанулась между изящных тонких пальцев.

— Хотя будем честны, — продолжила Ника, — большинство девушек за ужин здесь расплачиваются вовсе не жизнью…

Коралловые губы коснулись хрустального ободка, оставляя на нем яркий сочный след. И мне сразу вспомнилось, как в полумраке ее спальни они прижимались к моим губам. С тех пор у нас ничего не было — но мне нравились ее прозрачные намеки.

— Если уж так хочется расплатиться, то со мной можно просто приятным вечером, — с улыбкой заметил я.

— С тобой, — внезапно посерьезнела она, — я до конца жизни не расплачусь. А ты мне даже еще и счет не выставил, — ее голос снова зазвучал игриво. — Хотя что я могу предложить? Лишь красивое тело. У тебя и так уже одно есть…

— Красивых тел много не бывает.

— И много их было у тебя?..

Вот под такую милую беседу официант на белоснежном фарфоре с золотой канвой подал нам фирменное рыбное блюдо заведения, долил в наши бокалы еще и тактично удалился. А мы от обсуждения красивых тел, побывавших в моей постели (забавная тема перед ужином), плавно перешли к гостям сего славного заведения. Моя спутница, как оказалось, неплохо разбиралась в светской тусовке.

«Видишь пару справа?» — мелодичный голос раздался в моей голове.

Следом голубые глаза показали на столик неподалеку, где сидели немолодой мужчина с внушительным брюшком и немолодая, но усиленно молодящаяся женщина, увешанная украшениями гуще, чем новогодняя елка шарами.

«Баронесса Черкасова, — канал светских сплетен будто начал вещать прямо в моей голове, — а рядом с ней барон. Она его спасла от лишних денег.»

«И как же?»

«Он как-то подавился одним нулем, а она его от него избавила. Потратила лишний миллиард. С тех пор он просто миллионер,» — коралловые губки напротив усмехнулись.

Барон, с кислым видом слушая болтовню жены, украдкой косился на мою спутницу. Тусовку здесь обсуждали не только мы, но и она нас, судя по доносившимся обрывкам. Женская половина бомонда активно обменивалась сплетнями, без которых ужин здесь явно не будет полным — мужская же то и дело бросала завистливые взгляды на именитую балерину, созерцая секс-символ своей столицы в такой волнующей близости. Казалось, кто-нибудь вот-вот подвалит к ней за автографом. Однако потом, словно возвращаясь в сознание, эти господа переводили глаза на меня и торопливо отворачивались, видимо, не желая следом получить автограф и от меня. Что поделать, я их ставлю сразу на лоб.

Изящные пальчики мягко опустились на мою руку и постучали по ней, как пианист по клавишам.

«А слева молодожены. Княжеская чета Волконских, — следом произнесла Ника в моей голове. — Ему семьдесят, а ей восемнадцать — представляешь? Говорят, влюбился в подругу внучки…»

Парочка и правда была колоритной: старичок с белоснежной бородкой и рядом юная симпатичная девица, в чьем огромном декольте, казалось, вот-вот утонет его вставная челюсть. Его благоверная тем временем кокетливо стреляла глазками по сторонам, словно подыскивая кандидата помоложе для исполнения супружеского долга. Супруг же, видимо, мог отдавать его только деньгами.

«Ну и что тут странного? — заметил я. — Страннее бы было, если б она влюбилась. А так вполне нормально.»

Ника напротив захихикала. Рядом вдруг раздались шаги, однако к столику подошел не наш официант, а незнакомец, лощеным видом и дорогим костюмом очень напоминавший типичных гостей этого заведения.

— Госпожа Люберецкая, — обратился он к моей спутнице, — какая приятная встреча!

В голове будто взорвалась резкая вспышка — так неожиданно нервно подскочила ее душа во мне. Я слегка нажал на нее, пытаясь успокоить — и следом без особых усилий перед глазами пронеслись картинки воспоминаний. Как этот тип шлепнул свою пятерню на ее колено, как Ника дала пощечину, а затем как он с силой сжал ее запястье и замахнулся свободной рукой. На этом воспоминания обрывались.

Ep. 05. Час гончей (II)

«Он тебя ударил?» — спросил я.

Ника растерянно мотнула головой и вцепилась в мою руку еще крепче. Ну, его счастье.

— Будьте любезны, — ответил я за нее, — оставьте госпожу Люберецкую в покое. Навсегда.

— А я с вами разговаривал? — надменно бросил типчик.

— Видите этот знак? — я кивнул на ее брошь.

Знак этот назойливый поклонник, конечно, видел, потому что только и пялился в ее декольте.

— Это запретительный знак. Он означает, что не то что разговаривать, но даже смотреть на тех, кто его носит запрещено.

— Запрещено мне? — его губы растянула кривая ухмылка. — Да ты хоть знаешь, кто я?

И кто ты? Чей отпрыск — княжеский? Графский? Такое чувство, что напрямую вылез из яиц своего родовитого отца и, миновав все социальное развитие, обычно следующее за этим, заявился сюда. Ну что такое, клубы меняются на рестораны, провинция на столицу, а манер у публики по-прежнему никаких. Вечно я самый воспитанный. Вечно всех учить.

Одно касание, пара мгновений — и душонка в этой лощеной тушке истерично задергалась, пока ее владелец, еще стоя на ногах, чувствовал, как все тело перестало слушаться. Капли пота потекли по вискам, портя модную прическу. А вот бледность ничего не испортила — на наглые морды гораздо приятнее смотреть, когда они до смерти перепуганы.

— Запрещено, — повторил я. — Теперь тебе ясно, что это значит? И если не свалишь прямо сейчас, то я выпущу тебя в тираж маленькими кусочками. И ровно столько раз, сколько госпожа Люберецкая тебя еще увидит, столько конечностей ты потеряешь. А когда я с тобой закончу, тебя похоронят в круглой могиле.

— Почему в круглой? — пробормотал он, бледнея все сильнее.

— Потому что все, что от тебя останется — просто пятно, — охотно пояснил я. — А теперь пошел вон.

Я отпустил его, и типчик покачнулся, разминая затекшие мышцы, к которым медленно возвращался контроль — уставший и вымотанный настолько, будто не просто постоял рядом, а пробежал целый марафон. Однако вместо правильных вывод, как и полагается дебилам, этот сделал неправильные.

— Я еще с тобой расквитаюсь! — процедил он.

— Могу оторвать правую руку прямо сейчас, — любезно предложил я.

Она все равно ни для чего хорошего тут не используется — только на девушек поднимается.

Его взгляд нервно замер на кольце на моем пальце — видимо, тупица только сейчас сообразил, что общался с колдуном. А затем наши глаза встретились, и он поежился, словно его окатило ледяной волной, и, отвернувшись, даже больше не косясь в сторону такой вожделенной госпожи Люберецкий, сбежал, сверкая подошвами своих дорогих лакированных ботиночек. Моя змейка, все это время копошившаяся в моей тени, будто просившая дать ей порезвиться, получила мое разрешение, и когда несостоявшийся поклонник выскочил на улицу, тенью обвила его ноги, уронила в ближайшую лужу и хорошенько повозила в ней холеное тельце на радость и прохожим, и всем гостям заведения, сидевшим у окон. С некоторыми людьми слова надо закреплять унижениями — так они скорее поймут.

Зал, который немного притих, опять вернулся к своим сплетням, получив новую на закуску. Я же отвернулся к Нике, задумчиво смотревшей на меня.

— Ты бы видел сейчас свои глаза, — тихо сказала она. — Это было… пугающе.

— Тебе бояться нечего, уж поверь.

— Верю, — ее губы тронула улыбка. — Тебе верю…

Официант, тщательно следивший весь вечер, чтобы наши бокалы не опустели, подошел к столу и подлил нам еще, сам не понимая, что своей услужливостью испортил момент.

В перерыве между основным блюдом и кофе с десертом моя прекрасная спутница ушла попудрить носик. Однако только она скрылась из виду, как ее стул мгновенно заняли — туда плюхнулся господин Вяземский собственной персоной, чей любопытный нос явно не мог отказать себе в удовольствии влезть в мой ужин.